…Ты спрашивал меня… Ты хочешь знать… Ну ладно. Попробую…
Попробую рассказать тебе. Но только попробую…
Знаешь — в Венеции есть мастера. Они создают уникальное венецианское стекло. А потом – фигурки из него. Разные. Очень хрупкие. И цвет у этих фигурок – как у орхидей. Светло-сиреневый плавно переходит в розовато-молочный, потом в серовато-голубой, потом бледно-вишневая поволока окутывает этот хрупкий стеклянный конус, потом, поднимаясь кверху, цвет этот становится полупрозрачным и, наконец, превращается в совершенно нереальное существо: полупрозрачную радужную венецианку.
И вся ее хрупкая фигурка словно перетекает в золотистый нимб над головой… И еще у нее – тонкие золотистые руки. А в них – какой-то невероятный музыкальный инструмент, неземной природы… — вот что такое это венецианское стекло.
И случилось так,
что у одного человека на ладони оказалась такая вот фигурка… Непонятно даже, как она там оказалась: скорее всего, духи звуков услышали как-то в выхолощенном вселенском пространстве гармоничные аккорды слов…
Они не разбирались долго, эти самые духи. Они слетали быстренько в свою вселенскую библиотеку, полистали картотеки всех, кто мог такие гармоничные аккорды от них принимать и потом воспроизводить, выписали первое попавшееся незатейливое имя, не особо вникая…
И однажды — венецианское стекло оказалось на ладони у человека, который работал в мире людей простой бамбуковой флейтой. Она звучала через него всякий раз, когда по верхушкам этого тревожного растения проходили волны восточного ветра…
В остальное же время человек этот ел рис из простой алюминиевой плошки, общался со всеми и ни с кем своим крикливо-визгливым голосом, недоверчиво косился на окружающих, постоянно ожидая подвоха от каждого из них… И совершенно забывая при этом о том, что служил он иногда еще и флейтой…
И вдруг – в его безыскусно-грубоватых ладонях
оказалось серебристо-светящееся нечто из венецианского стекла… То-то удивился и обрадовался человек!
Повертел он гостью в руке, попытался рассмотреть получше – не очень получилось – и начал думать, чем же она сможет ему пригодиться в незатейливом его крестьянском хозяйстве…
И решил человек так:
«А буду-ка я показывать эту диковину людям: и сам, глядишь, стану в их глазах изящным хранителем прекрасного»… А потом подумал: «Экая она все же хрупкая и никчемная… Зато я-то какой на ее фоне великий и могущественный!..» И еще он подумал: «А иногда она светится как солнце… И мне в этих лучах и светло, и тепло будет…»
Поразмышляв таким образом, накрыл человек венецианскую гостью своею пятернею, прихлопнул — и в карман положил.
И стало темно.
И холодно было очень…
Но никому не было теперь уже до этого дела: ни духам, ни людям.
И лишь иногда, когда слабый шелест ветерка задевал своим дуновением верхушки камчатского бамбука – звучала откуда-то из другого мира чудная мелодия…Там, в темном пространстве чужого кармана, она тоже была слышна. И стеклянная фигурка думала: «Ну и пусть. Звучит время от времени — ну и этого достаточно…»
Человек же, гордо приосанившись, все повторял и повторял: «Вот я какой. Гениальный. Самый мудрый из всех ныне и присно и во веки веков живущих… Вот через меня какие звуки проходят! Гордись, дурацкое никчемное стекло. И радуйся, что ты еще пока не на свалке, а в моем надежном дырявом кармане…»
Шло время.
Витийствующий голос человека становился все громче и визгливее, жесты его все грубее… А звуки волшебной бамбуковой флейты все тише и тише.
И тогда вселенский работяга, чтобы не потерять свою эфемерную земную миссию, и здесь решил испытать возможности хрупкого венецианского стекла. Теперь, прежде, чем издать в пространство какой-то звук, он барабанил сначала по тонкой венецианке, пытаясь уловить, срезонирует ли голос его флейты с тем самым Вселенским камертоном…
Каким-то звериным чутьем крестьянский человек этот ощущал, что и этот камертон в изможденной стеклянной фигурке присутствовал.
Наконец, чужая бесцеремонная ладонь равно как и темный продырявленный карман оказались для хрупкого венецианского стекла слишком уж телами инородными.
…Я хотела рассказать тебе просто о том, как обошелся недалекий человек этот с тем, чего он так и не смог ни понять, ни ощутить, ни почувствовать. И хряпнул он, наконец, однажды розовую статуэтку об пол: долго, по-видимому, мозолила она ему глаза, навевая утомительные размышления о непостижимом чуде Вселенской гармонии…
Но волшебная венецианская пришелица вовсе даже не разбилась!..
И вот стоит она передо мной – и я снова любуюсь ее странным, каким-то неуместным даже совершенством.
Да… Жили же некогда в Венеции мастера…
06.09.2006 г.
